"Новая газета"
Светлана СЕТУНСКАЯ
18.12.2003
ТЕОРИЯ ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ ЭПШТЕЙНА
В период споров физиков и лириков свое слово сказали и химики
В 50–60-х годах ХХ века в душах советских людей, согретых лучами хрущевской оттепели, произошло глобальное разделение на физиков и лириков. Такую же черту можно было провести и во всенародно любимом хоккее. Физически мощные, агрессивные команды силовых ведомств — ЦСКА и «Динамо» — соперничали с клубами «лирическими», подверженными духу импровизации.
 И только одну команду нельзя было отнести ни к физикам, ни к лирикам. Воскресенские «химики» играли в хоккей, который по своей организации не подходил под советский стиль. Да и руководил этой командой человек с фамилией, присущей скорее ученому, чем хоккейному тренеру.
Относительные успехи Эпштейна в чемпионатах СССР (две бронзовые медали «Химика» за 23 года руководства этой командой) можно признать абсолютными, если принять во внимание крохотные размеры Воскресенска, отсутствие материальной базы и традиций… Сизифов труд, который необходимо было всякий раз начинать заново, когда очередного таланта переманивала всесильная Москва.
Эпштейн опередил свое время. Он разработал модель игры, ставшую предвестником стиля знаменитой чешской сборной 90-х, «Дьяволов Нью-Джерси», палочкой-выручалочкой тренеров сборной России последних созывов. Игра от обороны, которую развивал Эпштейн и которую в свое время многие критиковали, сегодня стала грозным оружием.
В 20-х годах прошлого века, когда о существовании хоккея с шайбой еще никто не подозревал, а города Воскресенска не было в проекте, никому не известный коломенский мальчик Коля Эпштейн постигал азы футбольной науки в Москве, на кочковатом поле стадиона Юных пионеров.
В конце 30-х годов Николай Эпштейн входил в состав юношеской команды московского «Спартака». Доводилось ему выходить на поле и с братьями Старостиными.
В армию Николая Эпштейна призвали в 39-м году. Воевал под Москвой, в первом полку связи, вместе с известными игроками «команды лейтенантов». А после разгрома фашистов под Москвой попал в железнодорожные войска, где и закончил войну — игроком московского «Локомотива».
В разгар войны с космополитизмом фамилия Эпштейн, как бы поиздевавшись над генеральной линией партии, упрямо оказывалась в протоколах матчей чемпионата страны. Впоследствии пресловутый «пятый пункт» стоил ему тренерского места в городе Электростали, команда которого имела отношение к секретному заводу.
«Пятую графу» использовал в своем противостоянии с неуступчивыми воскресенцами и Анатолий Тарасов. Анатолий Владимирович не был антисемитом, но сражения с «Химиком» требовали нетрадиционной подготовки игроков к матчу.
Вот что пишет любимый хоккейный журналист Эпштейна Евгений Рубин в книге «Пан или пропал» о том, как Тарасов настраивал своих подопечных перед матчами с «Химиком»: «Все маленькие, все бегут, у всех нос крючком! Неужели мне вас учить, как обыграть эту воскресенскую синагогу?!».
ЦСКА после таких установок бросался вперед, оголяя тылы… и получал разящую контратаку, спешил, нервничал… и получал еще шайбу.
Рождение «Химика» совпало со смертью Сталина. Новая эпоха началась и в жизни полного энергии и идей молодого тренера Эпштейна.
Однако эти идеи оказались невостребованными в столице. И Николай Семенович направился за 101-й километр — в поселок городского типа Воскресенск.
Эпштейн появился в городе в плохую погоду в сопровождении спартаковского вратаря Костикова, который, увидев бараки и непролазную грязь, в панике уехал в тот же день на вечернем автобусе.
А Эпштейн остался. На 23 года.
Главной и единственной достопримечательностью Воскресенска был химкомбинат, которым руководил большой поклонник хоккея Николай Иванович Докторов.
Вполне возможно, что речь Эпштейна, произнесенная им в кабинете Докторова, напоминала спич великого комбинатора перед васюкинскими любителями шахмат. «Почему в провинции нет никакой игры мысли?! Например, ваша открытая хоккейная коробка! На ее месте нужно построить крытый дворец спорта. Дворец Будущего. На месте этих ваших бараков — гостиницу для хоккейных звезд и заграничных специалистов. Наша хоккейная команда обязательно выйдет в высшую лигу. Через пару-тройку лет мы будем занимать призовые места! Наши мастера будут нарасхват в лучших командах страны! Да что там страны?! Чемпионаты мира, Олимпиады, НХЛ — вот где будут играть наши воспитанники. И недалек тот день, когда Кубок Стэнли прямым ходом прибудет в Воскресенск и мы с вами будем пить из него шампанское…»
Одержимость и энергия Эпштейна соединились с материальными потоками — ими руководил Докторов, который с энтузиазмом взялся за дело. Новый дворец спорта стал самым красивым зданием в Воскресенске. Было ощущение, что на матчи приходит весь город. Как в гости — с чекушками для сугрева, в теплых валенках… За полтора-два часа до игры.
Всем известно, что графит и алмаз состоят из одних элементов, но одно расположение атомов рождает графитовую мягкость, другое — алмазную твердость. Из никому не известных хоккеистов Эпштейн создал сплав, о который ломали зубы зубры отечественного хоккея, а в сезоне 1964–1965 годов произошло «бронзовое чудо»: химики заняли третье место, опередив московские «Динамо», «Крылья Советов», ленинградский СКА… И это несмотря на то, что Эпштейну приходилось постоянно уступать им лучших игроков…
В то время задачи селекционеров ЦСКА и «Динамо» были упрощены до предела. Директивой Генштаба можно было призвать в армейскую команду практически любого одаренного игрока.
За каждого «забритого рекрута» Эпштейн переживал, как за собственного сына. Когда уходил Александр Рагулин, маленький тренер заплакал. В этот год «Химик» покинули не только Рагулин, но и Борисов, Васильев, Данилов, Далягин — весь костяк команды.
Эпштейн отдавал игроков Москве и продолжал поиск талантов. Эмиссаров Эпштейна видели на матчах всех команд мастеров от Бреста до Хабаровска. Однажды Эпштейну предложили талантливого паренька из Кирово-Чепецка — Александра Мальцева. Однако селекционную службу московских команд не так- то просто было опередить. Там тоже работали профессионалы…
И целое созвездие выдающихся питомцев воскресенского хоккея оказалось в НХЛ транзитом через Москву.
Благодаря воспитанникам воскресенского хоккея о существовании маленького городка узнал весь мир. Не будь Эпштейна — не было бы «Химика», не будь «Химика» — не было бы Каменского, Зелепукина, Козлова, Березина и, конечно, «профессора» Ларионова. Именно он привозил в скромный Воскресенск Кубок Стэнли, который символично держал в руках Эпштейн.
При Эпштейне «Химик» стал не командой звезд, но командой- звездой, в которой удалось собрать игроков, объединенных игровой тонкостью и интеллектом. Свою систему Эпштейн называл системой фокстерьера. Собака, которая не лает, а просто кусает. Сильно и неожиданно…
Он ценил умных игроков. Борис Михайлов любит рассказывать полуанекдотическую историю о том, как Эпштейн с горящими глазами прибежал со сногсшибательной новостью: нашел замечательного, умнейшего игрока для клуба. Увидел человека, собирающего радиоприемник, и немедленно решил позвать в «Химик». Когда начали интересоваться, умеет ли мастер играть в хоккей, выяснилось, что Эпштейну это вовсе не важно…
Эпштейн говорит: «Я их тренировал, и они меня тренировали. Это же взаимно».
Он бегал кросс вместе с учениками. И на каком-то этапе прятался в кусты… Три-четыре километра игроки бежали сами, а потом он выныривал и снова возглавлял цепочку. Наверное, они догадывались, но молчали.
Эпштейн считает, что тренер не должен все время давить. У людей должна быть свобода. И взаимные улыбки. Иначе на игру не настроиться. За уважение игроки платили тем же.
В 1969 году Эпштейн был назначен главным тренером юниорской сборной страны. Здесь получает игровой опыт Владислав Третьяк, здесь закаляется несгибаемая воля Виктора Жлуктова... Три «золота» Эпштейна на европейских юниорских форумах говорят не только о его огромном, отчасти невостребованном тренерском потенциале, но и о таланте педагога, умеющего в нужную минуту видеть в игроках простых мальчишек, а не кандидатов в мастера спорта…
На одном из турниров, во время принципиальнейшего матча с извечными соперниками — чехами, защитник нашей сборной Олег Иванов получил перелом ноги… Во время перерыва зашел Эпштейн. Достал сборник анекдотов про Ходжу Насреддина. Игроки подумали, что наставник спятил на нервной почве. А Эпштейн как бы случайно прочитал одну–другую историю. В углу кто-то хохотнул, мальчишки заулыбались, оживились.
Когда он увидел, что его чтение возымело действие и ребята пришли в себя, закрыл книжку, ни слова не сказав об игре. Они вышли на лед. Чехи были разбиты.
В 1972 году Эпштейн был снят с поста главного тренера юниорской сборной. Поводом послужило нелепое недоразумение в Стокгольме. Раньше советские спортсмены возили за границу водку и икру, чтобы продать их и что-нибудь купить. Секрет Полишинеля… Но, видимо побоявшись, что кто-то из «сопровождающих лиц» увидит и доложит, утопили водку в озерце — 97 бутылок. Местная рыбешка не привыкла к таким дозам. К утру озеро было заполнено пьяной рыбой.
Сегодня случай в Швеции воспринимается как нелепый анекдот. Но Эпштейна сняли. И с этого момента он стал невыездным.
Правда, ему дали возможность тренировать вторую сборную СССР — кузницу кадров для первой сборной. Эпштейну была уготована роль тренера команды, которая не могла участвовать ни в чемпионатах мира, ни в Олимпиадах.
Конечно, Николай Семенович всегда хотел работать с командой высокого класса. Однако когда патриарх отечественного спорта — Николай Петрович Старостин — предложил ему возглавить «Спартак», Эпштейн отказался. Игроки попросили не бросать их, как они не бросали родную команду, игнорируя предложения именитых клубов…
Самое трудное противостояние было, конечно, с клубом армейским. В ход иногда шли неджентльменские методы. Говорят, Эпштейн просил подтопить лед в воскресенском Дворце…
Конечно, общий счет был не в пользу подмосковной команды. Хотя Тарасов так и не смог овладеть наукой легко побеждать упрямый «Химик». И тогда Анатолий Владимирович прибег к обходному маневру. На одном из заседаний федерации он потребовал осудить чуждый, неправильный хоккей, «насаждаемый» Эпштейном, наносящий урон имиджу советского спорта.
Покровительствовавший Эпштейну начальник отдела химии ЦК Бушуев предложил ему место начальника команды, передав тренерские бразды одному из ветеранов — Юрию Морозову. Эпштейн, не мыслящий себя нигде, кроме как у бортика, отказался.
Да и после «Химика» он не мог прижиться ни в одном клубе. Любая команда, кроме воскресенской, была ему пасынком. В новосибирской «Сибири» Николай Семенович проработал всего один сезон.
Александр Рагулин говорит, что Эпштейну нужно поставить памятник в Воскресенске. Не будь его, никто не знал бы о существовании этого городка.
Но даже если бы Николаю Семеновичу Эпштейну сегодня предложили позировать для создания памятника, он вряд ли бы согласился. У него на это нет времени. В свои 84 года он продолжает каждый день бегать по утрам, делает зарядку и обливается холодной водой. А все остальное время обивает пороги кабинетов, чтобы увековечить память других — и на одном из московских кладбищ построить Аллею Спортивной Памяти…
|
