Забытая сборная: Борис Александров
"Новая газета" Алексей БОГОМОЛОВ 24.02.2003 Борис АЛЕКСАНДРОВ: ТАКИЕ РАЗДОЛБАИ, КАК Я, НЕ ОСТАЮТСЯ В ДРУГИХ СТРАНАХ Несмотря на субтильную комплекцию, Борис АЛЕКСАНДРОВ не только забивал шайбы канадцам, но и крепко давал им сдачи Что заставляет нас гордиться своей страной? Одного ответа быть не может. Кто-то умиляется, глядя на зеленые березки, чье-то сердце замирает, когда тяжелые танки грохочут по Красной площади, иные вспоминают балет и космос, где мы всегда были первыми, а для десятков миллионов сограждан гордостью остается наш хоккей. Величайшие спортсмены мира, получавшие нищенскую зарплату, кудесники шайбы, запросто общавшиеся с Брежневым и Гагариным, но жившие зачастую в однокомнатных клетушках, люди, необыкновенно одаренные физически, но к тридцати годам полностью исчерпывавшие этот, казалось бы, бесконечный ресурс, любимцы всей страны, через два-три года превращавшиеся в хронических алкоголиков, инвалидов, не доживавшие иногда не только до пенсии, но и до сорока лет… После карьеры их забывали прочно и надолго. Кто-то смог стать тренером, кого-то друзья устраивали на работу в престижный автосервис, а кто-то продолжал до пятидесяти играть в низших лигах или за ветеранов, зарабатывая копейки, но понимая, что ничем другим он себя не прокормит. По-разному сложились судьбы некогда великих. Впрочем, почему «некогда»? Для нас они остались великими. Ведь бывших олимпийских чемпионов не бывает Весной 1996 года вместе с фотокорреспондентом Анатолием Белясовым я сидел в уютной квартире одного из любимейших хоккеистов нашей страны Бориса Александрова. Его коренастая фигура излучала спокойствие и уверенность. Громадный черный лабрадор, наигравшись, успокоился и лежал у ног хозяина. Пили чай, вели неспешную беседу, вспоминали старые времена. Борис улыбался, поглядывал в окно на тушинские новостройки, на церковь у Волоколамки и пробуждающуюся природу за Кольцевой автодорогой. И никто из нас не мог знать, что видимся мы с ним в последний раз и что это его интервью будет тоже последним — ему суждено пойти в печать почти через семь лет после встречи, уже после трагической гибели этого великого игрока в прошлом году. Борис через пару дней уехал в Усть-Каменогорск, откуда я получил от него краткий факс: «Отлично! Можно печатать». Но случилось так, что я покинул издание, в котором готовилось к выходу интервью, перешел на госслужбу, а текст так и остался в стареньком ноутбуке. После смерти Бориса я стал искать его, но не нашел — во время ремонта компьютер «почистили». Но совершенно случайно, разбирая свои архивы, я наткнулся на десяток старых дискет. Воткнул первую из них в компьютер и… обнаружил, казалось бы, утерянный файл! — Скажи, Борис, когда ты в 1972 году смотрел по телевизору первые игры сборной СССР против хоккеистов НХЛ, думал ли ты, что через несколько лет усть-каменогорские мальчишки будут точно так же восхищаться твоей игрой против «Монреаля» и «Филадельфии»? — Не то чтобы думал, я просто надеялся сыграть с канадскими профессионалами. У нас в Усть-Каменогорске уже был один известный игрок — Женя Паладьев, так что все понимали, что дорога в большой хоккей для нас не закрыта. Нужно только попасть в приличную команду. — Но ведь в ЦСКА была сумасшедшая конкуренция среди форвардов. Играли и Михайлов с Петровым и Харламовым, и Фирсов с Викуловым, и прочие звезды… — В марте 1973 года к нам на две товарищеские игры приехал ЦСКА, правда, без основных игроков сборной. Сыграл я тогда вроде бы неплохо, забросил им, по-моему, три шайбы. В общем, через какое-то время приехал Анатолий Фирсов, в то время играющий тренер ЦСКА, поговорил с моими родителями, и в августе 1973 года я оказался в Москве. Играл за основную команду, когда было время, выходил за молодежную. В 1974—1975 годах начал выступать за молодежную сборную, играл на двух чемпионатах мира. — Ты выходил на лед в высшей лиге 22 года назад, выходишь и в 1996-м за усть-каменогорское «Торпедо». Когда было легче играть? — Сейчас уровень хоккея у нас сильно упал. И естественно, что ветераны — Василий Первухин, Александр Кожевников и я — чувствуют себя довольно спокойно. Кроме того, раньше большинство команд играли в три пятерки. А сейчас играют в четыре, можно даже и не устать за матч. В прошлые времена у игроков уже к тридцати накапливалась усталость от хоккея. — Но ты знаешь, Борис, я совершенно уверен, что останься сейчас Ларионов в России — у нас он бы уже не выступал… — Но в НХЛ — другое дело. Там люди играют за очень большие деньги, хотят продлить свою хоккейную карьеру, еще немножко заработать на оставшуюся жизнь. А у нас, еще раз говорю, хоккеисты гораздо сильнее уставали. Я вот вспоминаю свою молодость: мы ведь дома вообще практически не жили. Постоянные сборы в Архангельском, ни семьи, ни друзей, никого. Виктор Васильевич Тихонов девять месяцев держал нас на базе, сам, между прочим, с нами находился. И вот от этого уставали больше всего — одна и та же комната, одни и те же лица, одни и те же разговоры о хоккее… — И каждый отпуск со сборов превращался в натуральную пьянку, все, что называется, отрывались? — Для меня сидение на сборах было тяжелейшим испытанием. Человек я веселый и эмоциональный, а когда долго сдерживаемым эмоциям дается выход… То есть кто-то тихушничал, выпивал по стакану чуть ли не под подушкой, потом дрожал — только бы не унюхал тренер, а о моих выходках в то время знали все. Обычно после ударной игры мы, неженатые молодые игроки ЦСКА, собирались в ресторане на аэровокзале, там начинали, а потом ехали в «Белград» и догуливали. — А другие рестораны, «Пекин» например, не посещали? — Нет, «Пекин» — это был ресторан динамовский. А спартаковцев после победной игры можно было найти в «Арагви». Так что досуг у всех был организован примерно одинаково: выиграл, выпил, погулял, отоспался и — на сборы. — Как к этому относились тренеры? — По-разному. Константин Локтев, например, если не приветствовал таких «отвязок», то, во всяком случае, понимал, что они игрокам необходимы, и не наказывал за подобные вещи. Для него важнее было, как хоккеист играет, а не что он делает вне площадки. А Виктор Васильевич к этому по-другому относился… — А как эти довольно приличные дозы спиртного влияли на физические кондиции? — В молодости вообще не влияли. Мы же не пили тяжелых напитков, в основном шампанское. А когда организм молодой, натренированный, выйдешь на следующий день на тренировку, побегаешь, пропотеешь… И к игре через два дня вообще уже на сто процентов будешь готов. Но такие «алкогольные» дни выдавались у нас нечасто, раза два-три в месяц. Остальное время сидели на сборах. — Но ведь и на сборах тоже пили. — Бывало, но довольно редко. Если у кого-то был день рождения, отъезжали в лесок, именинник доставал из багажника несколько бутылок шампанского. Выпивали, поздравляли… — Нынешним летом, когда в том же Архангельском я беседовал с Тихоновым, увидел такую картину: выходят после тренировки молодые игроки ЦСКА (самому старшему — 23 года), закуривают, а Тихонов делает вид, что не замечает… — Раньше он мог любую звезду за это «закопать». Сколько игроков раньше времени закончили из-за Тихонова! И Сашу Гусева он очень рано убрал, и тройку Михайлов—Петров—Харламов развалил собственными руками. Тарасов создал, а он развалил. Когда он пришел, они были уже великими хоккеистами, много знающими и умеющими все в хоккее, к тому же людьми своенравными, вот он их по одному и убрал… — И тебя тоже? Ведь в свое время насчет твоего перевода в СКА МВО (несмотря на то, что ты был одним из лучших бомбардиров лиги) ходило столько слухов… — Ну знаешь, слухи слухами, а дело в реальности обстояло таким образом. В 1979 году мы играли в Ленинграде парные игры со СКА. Отыграли первую встречу. И вот стою я на ступеньках гостиницы и разговариваю со своей тогдашней ленинградской подружкой — фигуристкой Мариной Леонидовой. Время — минут пятнадцать двенадцатого. Подъезжает Виктор Васильевич: ах ты, такой-сякой, завтра игра, а ты тут с проститутками стоишь… Ну я и ответил ему в том же духе, тоже не в очень приличной форме. В общем, на следующий день собрание — меня в Москву отправляют. Я обиделся, в Москву не поехал, остался в Ленинграде дня на четыре. А когда вернулся, узнал, что играю уже в СКА МВО. — А как тебе удалось из армии в «Спартак» вырваться? — Конечно, из ЦСКА, за который болели и Брежнев, и Устинов, уйти бы не удалось, из СКА МВО было легче. Но Борису Павловичу Кулагину, тренеру «Спартака», пришлось потрудиться. Нашлись и в правительстве болельщики этого клуба, приняли специальное решение и отпустили меня с миром. — Борис, несмотря на свою субтильную комплекцию, ты прослыл одним из самых жестких игроков в нашем хоккее. Тебя даже прозвали в ЦСКА Кассиусом Клеем… — Эту кличку мне Женя Мишаков дал. Мы играли еще в 1973 году какой-то турнир, где были постоянные стычки, драки, кого-то я там боксерским ударом в нокаут отправил, вот и получил кличку. — А боксом ты специально занимался? — Занимался и футболом, и гимнастикой, и боксом, причем довольно серьезно. Во всяком случае, удар мне поставили по-настоящему. — За счет этого тебе удавалось сбивать с ног огромных канадцев? — Ну, во-первых, у меня было очень хорошее катание, я крепко стоял на коньках, чувствовал дистанцию. Во-вторых, чувствовал, когда от тебя силового приема не ждут. Бывает, просчитываешь, где игрок проскочит, опустив голову, встречаешь его — и валишь легко. — Недавно по ТВ повторяли двадцатилетней давности игру ЦСКА — «Монреаль Канадиенс», которую до сих пор многие считают самой красивой игрой современного хоккея. В ней ты не только валил канадцев, но и забил решающий гол, сравнял счет… — Тогда мне только-только исполнилось двадцать лет, но никакой боязни перед канадцами не было. Мне, наоборот, хотелось побиться с ними, забить им. Вот мы с тобой вспоминали матчи 1972 года. Мне до слез было обидно за хоккеистов, которых били, а они не отвечали. И я тогда для себя решил, что за них отомщу. И отомстил: и побил канадцев, и забил им, лишив самой сладкой победы в историческом матче. Представляешь, как бы они гордились, если бы эту игру выиграли со счетом 3:2. Но я им этого не дал сделать. — А тебе предлагали остаться в Канаде, в Штатах, играть в НХЛ? — Конечно, предлагали. Но за нами так следили, так нас «пасли», что по этому поводу ни с кем даже и поговорить не удавалось. Даже если парой слов перекинешься с кем-то из эмигрантов, уже была докладная… Когда мы играли молодежный чемпионат в Виннипеге, предлагали остаться в Канаде. Затем после игры с «Монреалем» предлагали подписать приличный контракт. — И неужели не было желания остаться? — Нет. Были времена, когда мы в Канаде по месяцу играли, так уже последние дни ждешь не дождешься, когда обратно улетишь. Я и сейчас думаю, что такие раздолбаи, как я, не остаются в других странах, это вот какой-нибудь тихоня мог… А я себя вне России не представлял. — Но ты же все-таки попал в Италию. — Уже во время перестройки. В то время я был лидером среди бомбардиров высшей лиги, набрал на первом этапе 33 очка, хотя играл в Усть-Каменогорске. Вот на меня и пришел персональный контракт из «Милана». Я отыграл в Италии 28 игр и забил 33 шайбы. А на следующий год пришлось уйти. В Италии очень сильно канадское лобби. Есть довольно много итало-канадцев, которые играли в Канаде. У всех контракты в два раза больше наших стоили. И они делали все, чтобы от других иностранцев избавиться. Если мы проигрывали, то все было нормально, а если начинаешь выигрывать, то паса от них не дождешься. Чуть ли не отнимать у них шайбу приходилось, проходить всю площадку и забивать. И сменили меня на канадца итальянского происхождения… — Итак, Борис, ты закончил играть, совершенно бросил выпивать, вступил во владение прибыльным автосервисом, купил «Шевроле» cеребристого цвета, обуржуазился и успокоился. А что тебя дернуло после двух лет спокойной жизни вернуться в хоккей в качестве игрока? — Меня пригласили играть за сборную Казахстана на чемпионате мира 1994 года. Приехал в Усть-Каменогорск, потренировался с командой. Сыграть за сборную не пришлось: у меня была московская прописка. Но после этого я остался в команде Усть-Каменогорска. Создали мне там нормальные условия, играл в основном в «домашних» играх, никаких особых сборов, забивал потихонечку. Ну и стал по совместительству старшим тренером сборной Казахстана. А затем совершенно неожиданно свалилось назначение главным тренером усть-каменогорского «Торпедо». Помимо того что тренирую, в любой момент могу выйти на поле, если чувствую, что команда без меня проиграет… …С «Торпедо» (Усть-Каменогорск) и сборной Казахстана Александров добился немалых успехов. Сборная под его руководством выступала на Олимпийских играх-98 в Нагано в группе «А» и поделила там 5—8-е места. А в июле 2002 года Бориса неожиданно убрали из клуба. Говорили о финансовых нарушениях (хотя главный тренер денежными вопросами никогда не занимался), о недовольстве некоторых хоккеистов… Понятно, что Борис очень переживал. Но главное не это. Если бы Борис остался в «Торпедо», он бы вряд ли поехал из Усть-Каменогорска на машине в Москву через Челябинск и Уфу, где его младший сын Виктор играл на небольшом турнире в составе столичного «Спартака». В тот вечер 31 июля за рулем был брат жены Бориса, машина пошла на обгон автобуса, вылетела на встречную полосу и столкнулась с «Волгой»… Борису Александрову было 46 лет. Похоронен великий хоккеист в Москве на Митинском кладбище.

.